Грехи крови.

[samurai-seven]

Название: Грехи крови.
Автор: Эльма
Бета: отсутствует (кое-что правил Князь Кемеренский, но целиком не бетил)
Фандом: анимэ «7 самураев»
Персонажи: Кацуширо, Риккичи, Камбей/Кьюзо
Рейтинг: G
Жанр: Angst, мистика
Предупреждение: AU
Состояние: закончен.
Размещение: только с разрешения автора.
Дисклеймер: отказываюсь.
От автора: 1. Посвящается Локки, просветившей меня самурайством (с) 2006 г.
2. Призраки в этом рассказе «плотные» и отбрасывают тени.

Светлая теплая ночь. Луна на абсолютно беззвездном небе освещает долину. Четкие очертания крестьянских домов. Тишина.
Зачем он вернулся сюда? Наверное, посмотреть, все ли в порядке у старых друзей. В таком случае можно было и не входить в деревню. Еще с холма стало понятно, что дела процветают. В округе царили покой и умиротворенность. Не то, что тогда, в его первое появление в Канно: запуганные полуголодные люди и тяжелая атмосфера подкожного мелкого страха. Это было тогда. Кажется, целую вечность назад. Сейчас все не так. Внешне мало что изменилось, но Кацуширо чувствовал – этот маленький мир стал другим. И он сам часть этого другого. Он один из тех, кто подтолкнул мир к изменениям. Один из немногих. С ним ведь были и другие… Когда-то.

Вечером вторника он вошел в деревню Канно, и был принят со всей теплотой, на какую только были способны местные жители. Старейшина, которого он знал когда-то, умер два года тому назад, и новым правителем крестьяне сделали Риккичи, того самого парня, который воевал бок о бок с Кацуширо против Набусари. Авторитетом и приобретенной с годами мудростью он ничуть не уступал прежнему старейшине, и про себя Кацуширо одобрил выбор. Риккичи радушно принял самурая в своем доме и долго не хотел отпускать гостя отдохнуть с дороги, пока не услышал все новости, какие только тот знал о том, что да как творится в мире, лежащем за пределами Канно. Кацуширо охотно беседовал обо всем. Только о своей собственной судьбе старался не упоминать. И мудрый Риккичи не настаивал.
Пуститься в дальнейший путь Кацуширо планировал утром четверга, проведя в деревне один день, в течение которого он собирался отдохнуть и пополнить запасы провизии.
- Путешествуете налегке?
- Да, старейшина, - отвечал Кацуширо, рассудив, что верней будет величать старого друга надлежащим его нынешнему статусу образом. – Мне вполне хватает того багажа, который дала моей душе жизнь.
Мужчины сидели у очага, в котором уютно потрескивали поленья. Маленькое пламя делило друзей и боевых товарищей на гостя и хозяина и в тоже время сближало их, двух людей, встретившихся после долгой разлуки.
- Грехи крови тяжелее повозки с поклажей риса? – усмехался старейшина.
- Да, - соглашался самурай. – И память не дает им затеряться во времени, как часто теряется мешок риса у незадачливого торговца.
- И украсть их некому, - продолжал Риккичи. – Ибо не родился еще вор, способный на это.
- Да, - вздыхал Кацу. – Грехи крови…
Зачем он вернулся в Канно? Почему ноги кочевника не пронесли мимо этой деревушки, изменившей его жизнь сильнее, чем решение стать самураем или же любое из пережитый сражений? Грехи крови… У него ведь все руки в крови – крови, пролитой именно в Канно. И она не смывается. Он видит ее так же ясно, как в тот день, когда его руки обагрились ею впервые. Так зачем он вернулся? Неужели надеялся, что здесь ему наконец-то удастся очиститься?
«Я дождусь… в деревне».
- Простите меня старейшина, я пойду, немного пройдусь.
- Да, да, благородный Кацуширо, конечно. Прогуляйтесь по деревне. Сегодня первый день полнолуния. Первый день великого праздника. Необычайно красиво.

Утро четверга не увидело Кацуширо, покидающего Канно. Риккичи уговорил самурая погостить подольше, оставшись на праздник Луны, проводимый в деревне один раз в девять лет.
- Вы не можете не увидеть этого. Побудьте с нами, прошу вас. Такая честь для нас, останься вы на праздник.
С холма была видна вся долина, будто бы она раскинулась на ладони самурая. Кацу помнил, как огорчился его сенсей, узнав о расположении деревни в такой удобном для нападения врага месте. Помнил он и о том, как за крайне маленький срок легкодоступная деревушка стараниями крестьян и самураев превратилась в хорошо защищенную крепость. Было это так давно, а воспоминания стоят перед глазами до сих пор так четко и ясно, будто произошло все совсем недавно и закончилось только вчера. И он тогда был не один. Их было семеро. Семь самураев, согласившихся помочь деревне Канно избавиться от гнета Набусари. Кацуширо улыбнулся: он видел себя мальчишкой, молокососом, мечтавшим быть, как его сенсей, одним из великих самураев. Кто бы тогда сказал ему, что пройдет совсем немного времени, и он станет тем, кем мечтал быть – живой легендой, что он превратится в того, о ком люди складывают хвалебные песни. Он бы не поверил. Ему и сейчас все еще с трудом в это верится. Как и во многое другое. Например, в то, что сенсея больше нет в живых…
Кацуширо спустился в долину. В Канно праздновали Луну. Ритуальная музыка, песни, огни, окружающие каждый дом, нестройные голоса – единый гвалт, рассчитанный на то, чтобы в эту ночь призвать на землю духов предков.
- В эту ночь, - объяснял Кацуширо старейшина, – души умерших покидают Мейфу. Они возвращаются на землю, чтобы отдать долг или забрать то, что им причиталось при жизни, но что они так и не успели получить от нее. Многие в эту ночь встретятся с теми, с кем их связала судьба.
На центральной площади собралась практически вся деревня. Люди чествовали звездное тело, открывающее дверь, через которую души мертвых могут войти в мир живых, дабы все долги были отданы и ни на ком не висели не развязанные грехи. По всему периметру площади стояли люди в масках, скрывающих все лицо. Все они ритмично ударяли в огромные ритуальные барабаны, порождающие звуки, от которых замирало сердце. В центре полыхал громадных размеров костер, вокруг которого собрались жители деревни. Они двигались в танце, кружась и раскачиваясь на месте в такт музыке. Многие выглядели так, будто сами одержимы неким духом, сошедшим на них. Они не видели ничего вокруг себя. Обращенные внутрь собственной сущности, с благоговением на лице, они шептали на древнем языке слова ритуальной песни. Смотря на этих людей, Кацуширо жалел о своей отчужденности от всего духовного, что так часто поддерживает человека в трудные минуты жизни.
«Они верят. Я же только доверяю – собственному мечу».
Кацуширо шагал прочь от праздничной площади. Его утомляла шумиха, а удары в барабаны слишком болезненно сочетались с ударами его собственного сердца. В душе Кацу боялся слишком далеко уходить от людей. Иррациональный страх сковывал его движения, заставляя двигаться медленно и неуверенно, как бы странно это ни было для самурая.
«Чего я боюсь?»
- Души умерших приходят, как помочь, так и покарать, - звучали в голове Кацуширо слова старейшины. – Тот, кто нуждается в помощи, получит ее. Тому, кто грешен, воздастся за грех. Самое страшное – это грехи крови. За них человек платит двойную цену.
- Интересный у вас праздник,- бормотал сам себе Кацуширо. – Сколько человек переживет эту ночь?
«Хотя, чего бояться крестьянину, всю жизнь прожившему в страхе перед высшими силами, земными и небесными? Это тебе, самурай, есть за что молиться».
Он все дальше удалялся от шума и огней в направлении небольшого старого леса, веками служившего крестьянам верным помощником во многих аспектах жизни. Тишина и одиночество постепенно окружили его, заставив остановиться. Лес, не слишком густой, но все-таки достойный того, чтобы в нем заплутать…
По молодости у Кацуширо была возможность обзавестись домом и семьей. Он любил сам, и был любим жрицей воды, девушкой сильной и мужественной, которая стала бы ему, самураю неспокойной судьбы, прекрасным спутником жизни. Но случилось все иначе. Теперь уже и той девушки злым роком нет в живых, и сам он сильно изменился, чтобы сворачивать к мирскому существованию. Жизнь, принадлежащая только ему одному, сделала из него еще и кочевника, человека мира, без своего угла и, казалось бы, привязанностей души. Канно, наверное, единственный уголок в мире, куда он может прийти и почувствовать, что оставил здесь что-то, за чем обязан раз за разом возвращаться, что если хоть один из местных крестьян попросит его о помощи, он без колебаний выполнит эту просьбу, чего бы ему это ни стоило. Так сложилась судьба. Его судьба, которая возложила на него слишком мало для самурая, но слишком много для человека.
Кацу сел под большое старое дерево, видавшее на своем веку не одно людское поколение. Почти забытое воспоминание тут же поплыло перед глазами…

Он совсем юнец. Он так поражен мастерством старшего товарища по команде, что не может удержаться и не выразить своего восхищения. Он ищет его, человека, которого простолюдины и самураи в равной степени почтения называют Мастером Меча. Кацуширо находит его почти что под таким же деревом, под которым, спустя много лет, сидит он сам. Движением, отточенным годами, в него упирается меч.
- Жить надоело? – спрашивает Кьюзо.
- Я только хотел сказать, что вы… Вы… - лепечет он, смущенный и восхищенный одновременно. – Были великолепны! Извините меня!
Он не выдерживает холодного надменного взгляда, разворачивается и убегает, окрыленный собственной наглостью. Он бежит прочь от человека, впоследствии ставшего для него идеалом жизни самурая.

От воспоминания, такого далекого и такого живого, захотелось выть. Ни боль от ран, ни страх перед поражением не вызывали такого щемящего чувства в груди. Захотелось вскочить и броситься бежать, как тогда, когда в спину упирался взгляд Мастера Меча. Бежать подальше от деревни, подальше от странного праздника, призванного будоражить как живых, так и мертвых, бежать от своих собственных воспоминаний, которые хуже любого оскорбления, хуже смерти и позора.
Кацу резко поднялся с земли.
- Самурай не спешит.
Кацуширо вздрогнул и замер. А в следующую секунду ледяной ужас, какого он не испытывал и в самых опаснейших ситуациях, охватил его, приковав ноги к земле, не давая возможности убежать сломя голову от того, кто обратился к нему. Кацуширо узнал голос, низкий и тягучий, словно жидкость в мешках Хранителей. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто стоит у него за спиной. В свете луны Кацу видел длинную тень пришедшего. При жизни этого человека тень была несколько иная – в ней присутствовали силуэты двух катан за спиной. Мастер Меча редко когда расставался с оружием.
- Чего ты хотел?
- Ничего, - Кацу сделал над собой усилие и обернулся.
- Ты звал.
Высокий худой юноша опирался о дерево, соседнее тому, под которым только что сидел Кацуширо. Со времени их с Кацу последней встречи он ни капельки не изменился. Такой же, каким Кацуширо запомнил его на всю жизнь - такой, каким он видел его в последние минуты его жизни. Тот же темно-бардового цвета плащ, только без ужасающих дыр на груди, оставленных пулями имперского автомата, и угол губ не окрашен кровью, уносящей последние крохи жизни.
Рядом, всего пару шагов. Перед Кацу стоял человек, чья кровь в течение всех этих долгих лет не смывалась с его рук, человек, который в полном праве мог потребовать возмездия за свою жизнь. Потребовать с него, с Кацуширо.
- Я недостоин, чтобы звать.
Обжигающий взгляд, выдержать который мог только равный по силе. А Кацуширо, от года к году совершенствующий свое мастерство, так и не смог приблизиться к тому, кого он, почитая, величал Мастером Меча. Того, кто пришел в эту демоническую ночь к нему, требовать плату за грех крови, совершенный много лет назад. Того, кто стоял перед ним, освещенный луной.
- Мне ничего не нужно, - услышал Кацу ответ на свои мысли. – Есть тот, кто все уже отдал за тебя.
Сердце бешено забилось, а в ушах послышался гул, не являющийся следствием деревенского гуляния, когда Кацуширо разглядел того, кто стоял в тени дерева, рядом с первым его гостем.
- Сенсей…
Когда-то давно, еще до похода в деревню Канно, он искал человека, способного стать его учителем и сделать из него настоящего самурая, путь которого он осознанно избрал для себя. Один раз в торговом городе, ему посчастливилось быть свидетелем того, как самурай, ветеран последней войны, мастерски расправляется с одним из тех бандитов, какие расплодились по всей империи, переживающей переход из эпохи войн и эпоху торговли. Самурая звали Шиндо Камбей. И Кацуширо поставил своей целью стать его учеником, и, в конце концов, стал. Бок о бок с этим человеком он защищал Канно от Набусари. В этого человека он верил, за этим человеком шел, от этого человека принял меч и, благодаря этому человеку, обрел свой путь.
После падения империи их дороги разошлись. И долгое время Кацуширо не знал, где сенсей и что с ним. Ходили слухи, что вместе со своим боевым товарищем Шичироджи он вернулся в ***, где зажил довольно спокойной и мирной жизнью. Но Кацуширо прекрасно знал, что ни сенсей, ни добряк Шичироджи никогда не смогут найти покоя в мирской жизни. Когда-нибудь путь самурая позовет их в дорогу, и они не в силах будут ему отказать. Поэтому когда до Кацу дошли слухи о смерти сенсея, в них он поверил больше, чем в счастливую жизнь Шиндо Камбея, оставившего путь самурая. И теперь перед ним стояло доказательство того, что он был прав. Его сенсей действительно погиб в одной из тех мелких войн за раздел владений, что начались сразу после падения империи.
Кацуширо словно вернулся в прошлое.

Он и его товарищи на борту имперского лайнера, терпящего крушение в окрестностях маленькой деревушки, охранять которую все они были призваны. Он только что совершил самую страшную и непоправимую ошибку в своей жизни – убил самурая. Ничего уже не исправишь. Мастер Меча, бледный красивый юноша с тонкими, словно точеными чертами лица умирает на руках его сенсея.
- Мы еще должны сразиться… Не забудь, - живые интонации, обращенные к союзнику в общем деле и противнику по мечу Камбею, покидают голос умирающего.
- Я не забуду, - выражение лица сеснея бесстрастнее, чем следовало бы, чтобы в него можно было поверить.
- Я дождусь… - голос обрывается от нехватки жизненных сил. - …В деревне.
- Я скоро буду там. Мы встретимся в Мейфу.

Шиндо Камбей никогда не бросал слов на ветер. Если он что-то обещал, то он выполнял обещанное, чего бы это ему ни стоило. А уж слово, данное умирающему человеку… Человеку, который был для Шиндо Камбея не просто одним из команды, набранной им для похода в Канно. Юноша, погибший от руки Кацуширо, был Камбею дороже друга или же брата. Он был ему равным. Был тем, от руки кого принять смерть – это честь.
- Сенсей, вы выполнили все свои обеты, - Кацуширо поклонился учителю.
Шиндо Камбей слегка улыбнулся в ответ.
- Будет ли мне дано время выполнить свои? – обратился Кацу к первому своему ночному гостю.
Кьюзо оказался совсем рядом с Кацуширо. От него не веяло холодом загробного мира, ни злостью, ни жаждой мести. Ничем. Он просто был, и стоял сейчас в лунном свете, бледный как никогда, и спокойный. Мастер меча коснулся рукой катаны, что висела на поясе Кацуширо.
- Хороший меч, - услышал Кацу. – Береги его, как берег до сих пор.
И в следующее мгновение Кьюзо наклонился к самому уху Кацу и тихо проговорил:
- На тебе нет греха крови, ибо ты защищал того, без кого я не смог бы жить дальше один. Благодарю тебя за это.
Кацуширо успел заметить легкую улыбку и, впадая в мутноватое забытье, расслышать легкий шепот «мы никогда не были с ним врагами». Праздничная луна подмигнула и пропала.

- Благородный Кацуширо, вы уверены, что не хотите остаться хотя бы еще на пару дней погостить в Канно?
- Благодарю вас, старейшина, но путь самурая велит мне следовать дальше.
- Может быть, тогда у вас будут какие-то пожелания относительно того, что наша деревня может для вас сделать?
- Не думаю. Все, что вы могли сделать для меня, вы сделали. Я благодарен Канно за гостеприимство, за кров и пищу. И в особенности за приглашение на Праздник Луны.
- Вы кого-то встретили, благородный Кацуширо?
В голосе Риккичи не чувствовалось вопроса. Это было утверждение. Каждый житель мира, в котором существуют самураи, знал, что этим людям есть кого встречать под праздничной луной.
Кацуширо молчаливо поклонился и неожиданно добавил:
- Уважаемый старейшина, перед тем, как я покину вашу деревню, разрешите мне сходить на могилы моих товарищей.
- Вы могли бы даже не спрашивать меня об этом.

В субботний вечер деревня Канно прощалась со своим гостем. Риккичи смотрел вслед удаляющейся фигуре самурая. Кацуширо медленно, но уверенно спускался с холма, ставшего последним приютом для четырех воинов, таких же, как и он, пришедших когда-то защищать Канно, но которым выпала иная судьба – судьба, пройдя все, что им было отмерено в жизни, отправиться в новый путь.
- Тебе повезло, мой друг, - обратился к Кацуширо, фигуру которого уже трудно было разглядеть на горизонте, старейшина. – Твой новый путь начался тогда, когда еще не закончился старый. Только помни самурай, чьи могилы за твой спиной, чьи честь и благородство в тех мечах, что, врытые в могильные курганы, возвышаются над нашей долиной. И там, где уже не могут сражаться они, должен сражаться ты. Помни об этом, и грехи крови больше никогда тебя не побеспокоят.

31.10.2006 г.